Заур Дадаев рассказал в СИЗО о своем задержании и деле Немцова

Члены ОНК (Общественной наблюдательной комиссии, контролирующей соблюдение прав человека в местах принудительного содержания), побывали в СИЗО «Лефортово» у подозреваемых в причастности к убийству Бориса Немцова братьев Губашевых и Заура Дадаева.
Они сообщили об избиениях и пытках, которые якобы к ним применялись. Однако напомним, что применение силы при этапировании особо опасных подозреваемых считается допустимым. Не говоря уже об их задержании.
Заметим также, что тактика оправдания со ссылкой на запрещенные методы воздействия крайне распространена среди преступников. Вопрос о виновности арестованных по делу об убийстве Немцова решит суд. Дело же правозащитников — выслушать жалобы.

По поручению общественности и СПЧ члены общественно-наблюдательной комиссии навестили в «Лефортово» троих главных подозреваемых – братьев Губашевых и Заура Дадаева.
Камера первая. 31-летний Шагид Губашев.
— Добрый день, если ли у вас жалобы на содержание? – спрашиваем у крепкого молодого парня.
— Нет, сейчас все в порядке. Здесь со мной обращаются по-человечески. Но могу ли я рассказать вам, что со мной было с самого начала? О том, как меня били и пытали? Как избивали моего брата?
Сотрудники «Лефортово» считают, что рассказывать об этом он не должен, что сама беседа может вестись только по вопросам содержания в конкретном СИЗО. Член Совета по правам человека при президента Андрей Бабушкин вступает в длинную дискуссию с ними, настаивая на том, что мы обязаны выслушать заявления и зафиксировать их. В итоге Шагид начинает рассказывать.
— Мы с братом были в Чечне, когда нам позвонили и сообщили, что в Ингушетии задержали нашего троюродного брата Заура Дадаева. И мы сразу же отправились выяснять, в чем дело. Если бы мы были причастны хоть к какому-то преступлению, разве мы поехали бы? Вы сами подумайте, это же не логично. Как только мы въехали в Малгобек, нас задержали. Это было в ночь с 6 на 7 марта. Повязка на глазах, на голове мешок. Никто ничего не объяснял.
— Вам дали право на звонок?
— Вы о чем?! Я слышал, как сильно избивали брата, что делали с ним. Потом нас куда-то повезли, но это где-то недалеко (дороги я видеть не мог). Там был кабинет, и там снова били.
— Кто же вас бил?
— Они не представились. Но в начале я так понял, что это сотрудники наркоконтроля. Назвали друг друга они Михалыч и Петрович.
— Вы употребляете наркотики?
— Нет. Потом они потребовали, чтобы я сказал, что мы убили Немцова. Потом нас снова куда-то везли. Я так понял, что уже на самолете, но все это время я был с мешком. Его сняли только в Москве.
– Адвоката вам дали?
— Я видел его в первый раз на суде. Это тот, которого дал следователь. Но зачем мне адвокат? Я же не при делах…
— Вам что-то нужно? Может быть какие-то вещи для совершения религиозных обрядов?
— Нет, ничего. Если надо, я фуфайку постелю и помолюсь. Здесь я чувствую себя в безопасности. Но, пожалуйста, разберитесь с тем – почему нас били и почему мы в СИЗО. Мы невиновны.

Камера вторая. Анзор Губашев. Ссадины, синяки и раны на запястье, ногах. Мужчина менее разговорчив, чем его брат.
— Откуда у вас синяки?
— Были. Раньше.
— Вас били?
– У меня нет жалоб никаких.
— Побои были зафиксированы при поступлении в СИЗО?
— Да…
— Вы получили на руки копию акта?
— Нет. А можно?
Мы просим сотрудников СИЗО выдать документ. Анзор повторяет, что в «Лефортово» он всем доволен, а что было до помещения в этот изолятор, говорить не хочет. Спрашиваем, какие религиозные книги он читает. Говорит, что читает в принципе мало. Образование у него 11 классов.
Камера третья. Заур Дадаев. Первое, что делает – показывает свое тело.
— Вот следы от наручников, а это от кандалов на ногах и цепей.
— Вы уверены?
— Двое суток так провел (показывает, как его сковывали — Авт.), и еще с пакетом на голове. Я его сохранил. Он сейчас в моих личных вещах, желтый такой, матерчатый (сотрудники СИЗО не нашли этого пакета, чтобы нам показать — Авт.). Все время кричали: «Ты убил Немцова?». Я отвечал, что нет. В момент задержания я был с товарищем, с моим бывшим подчиненным Русланом Юсуповым. И они сказали, что если я признаюсь, то его отпустят. Я согласился. Думал, его спасу, и меня до Москвы довезут живого. А то бы случилось со мной тоже, что с Шавановым. Он ведь якобы подорвался на гранате…
— Откуда вы знаете?
— Тут есть радио. Я слушаю. О нас говорят с утра до вечера страшные вещи. Так вот я думал, в Москву привезут, и я тут скажу на суде всю правду. Что я не виновен. Но судья даже слова мне не дал.
— Вам нужно было заявить ходатайство на суде. Изучайте УПК.
— Я 11 лет боролся с преступниками, защищал интересы России, а мне не дают слова потому что я не успел изучить какой-то УПК? Где справедливость? Почему не сажают за решетку тех, кто против России, почему их не подозревают, а меня? Куда мне девать те медали, что я получил? Я ничего сейчас не боюсь. В «Лефортово» со мной обращаются по человечески, уважительно. Я им очень это благодарен. Здесь пока я чувствую себя в безопасности. Но кто докажет мою непричастность? Кстати, со мной был еще Али Матиев. Он мог бы подтвердить. Где он?
— Мы ничего не знаем о ходе следствия, это не в нашей компетентности. Обращайтесь к адвокатам. Вы, правда, отказались от того, что вам выбрали родители…
— Кто отказался? В первый раз об этом слышу. Я просил родных найти мне адвокатов, но пока тишина. 28 февраля вышел приказ о моем увольнении, и за неделю я из героя превратился в опасного преступника.

Ева Меркачева