Почти сорок процентов россиян не хотят видеть Путина президентом

38% россиян не хотели бы, чтобы Владимир Путин остался президентом России после окончания нынешнего срока, — таковы данные опроса, опубликованного на сайте «Левада-центра».

За последний год доля подобных ответов выросла на 11 процентных пунктов, но 38% — не рекорд: в октябре 2012 года и октябре 2013 года было 40 и 45%. Оставить Путина в Кремле и после 2024 года желают 54% опрошенных; максимальным этот показатель был в августе 2017 года — 67%. Рекордно низка (8%) доля тех, кто затруднился с ответом, — прежде она составляла от 14 до 26%.
Максимума с июля 2001 года достигла доля россиян, считающих, что люди доверяют Путину, поскольку не видят, на кого еще могли бы положиться: так ответили 43% респондентов против 29% в 2016 года (в июле 2005-го и августе 2013-го было 42%). А вот вариант «люди надеются, что Путин в дальнейшем сможет справиться с проблемами страны» оказался наименее популярным за 19 лет — 24% (в ноябре 2016 года — 39%).
На электоральный рейтинг Путина эти перепады не повлияли — после резкого снижения в июне 2018 года из-за пенсионной реформы он стабилен: 40% всех опрошенных или 54% готовых голосовать.
Как пояснил «Ведомостям» директор «Левада-центра» Лев Гудков, в последнее время общество все меньше верит в то, что Путин выведет страну из ухудшающегося экономического положения, а после пенсионной реформы президент перестал быть неуязвим для критики.
Если же говорить о традиционно высоких электоральных рейтингах Путина, то это инерционная вещь, которая объясняется поверхностным отношением людей вообще к выборам. Так, перед выборами-2018 рейтинг Путина «надували», делались позитивные жесты и давались обещания, однако после пенсионной реформы многие сильно разочаровались в президенте.
«Рост числа тех, кто не хочет видеть Путина президентом после 2024 года, — это продолжение прошлогодней истории с падением рейтингов. Доля тех, кто хотел бы его видеть на прежнем посту, не меняется, но за счет неопределившихся растет доля тех, кто этого не хочет. Происходит поляризация: если раньше много людей не знало, что ответить, то сейчас они присоединяются к тем, кто не хочет видеть Путина президентом после 2024 года», — пояснил политолог Николай Петров.
Кроме того, многие начали понимать, что надежд на позитивные изменения в будущем быть не может: «крымская эйфория» прошла, и основную поддержку Путина составляют «рационально-консервативные граждане», которые думают, готовы ли они идти на эксперимент по замене Путина на неизвестную личность.«И то, что сегодня многие готовы за него проголосовать, ничего не говорит о реальных предпочтениях граждан — им не из кого выбирать, они готовы смириться с тем, что есть», — заключает политолог.
Главная угроза для Путина — люди образованные и более-менее обеспеченные
Как пояснил директор «Левада-центра» Лев Гудков, главная угроза для президента Путина — люди образованные и более-менее обеспеченные.
«Наиболее критично к нему относятся люди 25-30 лет, более обеспеченные и образованные, — группа, которая через некоторое время будет задавать тон. В Москве такие установки выражены максимально, они будут влиять все больше, и мы увидим усиление негативного тренда в отношении к президенту», — заявил Гудков, пояснив, что авторитет Путина держится на его безальтернативности, и он все чаще воспринимается как рутинная фигура, не способная улучшить ситуацию.
В то же время на фоне снижения уровня жизни и обнищания населения (21 млн россиян уже за чертой «абсолютной бедности») в обществе растет уровень раздражения, которое нечем нейтрализовать, кроме дающих обратный эффект репрессий.
Что же касается минимального количества тех граждан, кто затруднился с ответом, надо ли оставить Путина президентом, то это означает, что социальное пространство в России становится более поляризованным и активируется именно массив недовольных Путиным и нынешним положением вещей, а одновременно размывается и лояльное большинство.
По словам Гудкова, за 1,5 года число решивших голосовать за Путина снизилось с 70 до 54%, и будет продолжать снижаться. Более того, социальная база недовольства захватывает не только «креативный класс», как это было в 2011-2013 годах, но и бедные группы населения, на которых сказывается кризис. Однако в обществе по-прежнему нет лидера, который мог бы консолидировать недовольство.

На рейтинг Путина пока еще влияют госСМИ, оболванивающие население страны

На рейтинг Путину и отношение к нему россиян в большой степени еще влияют главные государственные СМИ России, которые по состоянию на лето 2019 года — накануне 20-й годовщины фактического прихода к власти Путина — остаются полностью подконтрольны Кремлю.
Подконтрольные настолько, что во время субботних массовых акций протеста в центре столицы в километре от Кремля с задержаниями более тысячи человек, ни на одном из федеральных каналов ничего об этом не говорилось. Новости были посвящены погружению Путина в батискафе на дно Финского залива.
Нынешняя система медиа-пропаганды в России является результатом долгой эволюции и складывалась постепенно. О формировании этой системы и ее функциях в рамках нынешнего политического режима в РФ рассказал в интервью «Радио Свобода» бывший замгенерального директора государственного агентства РИА «Новости», работающий сейчас в Университете Южной Калифорнии, российский медиа-аналитик Василий Гатов.
«Если не влезать в голову президента, чего мы сделать не можем, а просто сопоставлять факты, то легко заметить: как только в конце 1999 — начале 2000 года телеканал НТВ перешел во фронтальную атаку на Путина, не чураясь, скажем так, совсем личных моментов, последствия не заставили себя ждать. В этом смысле, наверное, можно сказать, что та программа „Куклы“ (выпуск под названием »Крошка Цахес" ВИДЕО) сыграла заметную роль в том, что стало происходить с российскими СМИ", — говорит Гатов.
«Этап, который я назову „нулевым“, был от президентских выборов 1996 года и до появления Путина в качестве преемника Ельцина. В это время произошло обратное инкорпорирование независимых СМИ в структуру государства. Это делалось пока еще довольно мягко, администрация президента стала понемногу восстанавливать свое влияние на некоторые СМИ в целом и отдельных журналистов в частности. Это были знаменитые летучки у Чубайса (Анатолий Чубайс возглавлял администрацию президента РФ в 1996-97 годах), потом — у Юмашева (Валентин Юмашев — зять Бориса Ельцина, глава АП в 1997-98), потом — у Громова (Алексей Громов — пресс-секретарь Путина в 2000-08 годах). В чем было отличие этих посиделок от, скажем, открытых брифингов Белого дома в США? В том, что они проходили в духе „ну вы же понимаете“. Нет, я не думаю, что там был изначально некий злой умысел — подчинить СМИ Кремлю. Скорее была попытка сделать так, чтобы журналисты учитывали в своей деятельности государственные интересы — так, как Кремль их тогда понимал», — говорит один из бывших руководителей РИА «Новости».
«Потом начался этап N 1. Он был связан с задачей избрания Путина президентом, которую Юмашев и в меньшей степени Громов решили провести несколько иным способом, чем избрание Ельцина на второй срок в 1996-м. Как ни странно, несколько более честно. В том смысле, что не стали выстраивать даже временную „вертикаль“, а положились на то, что сам набор транслируемых обществу в связи с приходом Путина посланий, сам образ молодого, энергичного кандидата сделают свое дело. Единственным крупным „нестандартным“ усилием в информационной сфере было вовлечение в процесс продвижения Путина Первого канала, чьи ресурсы были предоставлены в распоряжение кремлевской группировки Борисом Березовским. Но речь идет о том, что никакие „комиссары“ на НТВ или РТР тогда посланы не были. Единственным по-настоящему боевым инструментом стал Первый канал. В отношении РТР, которым тогда фактически руководил Михаил Лесин, проводилась „политика вменяемости“. Это важное понятие в рамках путинской медиа-модели. Она предполагает, что людям не нужно лишний раз объяснять, чего им не стоит делать. Они и так понимают», — вспоминает Гатов.
В последствии, при «зрелом» Путине, ближе к нынешним временам, эта политика мутировала. Но тогда никто никого еще не трогал, каналам позволяли симпатизировать кому они хотели. К примеру, НТВ Владимира Гусинского выступал в ходе предвыборных кампаний 1999-2000 годов на стороне оппонентов Путина и его партии «Единство».
«В сочетании со второй чеченской войной, которой был создан имидж „справедливой“, медиа-усилия Кремля позволили избрать Путина с хорошим результатом… Так кончился первый этап и начался второй, гораздо менее изученный. Политически там суть была в том, что после избрания Путина слишком многое изменилось. Рассчитывать на механизмы, существовавшие при Ельцине, уже было нельзя — и не только в медиа-сфере. Тем временем начался конфликт с Гусинским и операция по отъему НТВ. И именно тогда появляется такой документ, как „Редакция N6“. Это документ, который показывает, что уже тогда круги с чекистским прошлым думали, как Путину организовать управление государством, чтобы снаружи это выглядело прилично, а внутри, в России, дело велось к созданию куда более жесткой и управляемой политической конструкции по сравнению с ельцинским шатким режимом».
«Этот этап был весьма продолжительным. Он длился примерно 6 лет. Если исходить из „Редакции N 6“, то там говорилось, что в общем СМИ — это враги. Что журналисты в большинстве своем руководимы разного рода частными интересами, которые не сочетаются с интересами государства и национальной безопасности и т.д. Поэтому ключевая задача медиа-политики государства — это взять за яйца всех, кого можно взять. Любой журналист, который пишет на политические темы, должен быть „просвечен“ методами спецслужб: его контакты, семья, собственность и прочее. Те, кто не впишется в новую, подконтрольную ситуацию, должны быть выброшены из информационного поля. И вот этот процесс с разными скоростями шел примерно с 2000 по 2007 год. К концу этого периода единственной зоной, правила игры в которой Кремль не только не диктовал, но и не очень их еще понимал, оставался интернет», — вспоминает замгенерального РИА «Новости».
«В процессе установления этого медиа-управления политические менеджеры обнаружили такую штуку: чем прочнее ты контролируешь основную информационную повестку, сообщаемую тремя главными телеканалами, информационными агентствами и всей системой подконтрольных СМИ, тем активнее формируется то, что мы сегодня называем „путинским большинством“. То есть устойчивый, сильно превышающий 50% общественный слой, склонный принимать вот эту виртуальную повестку, которую для него формируют, за реальное положение дел. Ответственность за понимание того, как этот слой образуется и как с ним работать, несет в первую очередь ФОМ и лично Александр Ослон. Они в эти годы нашли соответствующие технологии изучения общественного мнения и социальной инженерии, которые позволяют, с одной стороны, увидеть этот слой, а с другой — его удерживать, расширять, укреплять и т.д.», — говорит Гатов.
«Это причина перехода к третьему этапу. Когда у путинской власти образуется понимание: вот, у нас есть инструмент управления общественным мнением. И это не ФСБ и не назначенные губернаторы и полпреды, а вот эта машина по формированию повестки… Но если у информационных демиургов и была иллюзия, что они могут все, то зимой 2011-12 годов, когда случились „белоленточные“ протесты, они поняли, что по-прежнему не очень уверенно работают с интернетом, учитывая его не только информационную, но и социально-организаторскую функцию. Более того, неожиданно для кремлевских людей ряд медиа-организаций тогда заняли профессиональную позицию — не обязательно оппозиционную, но профессиональную. В ответ на это был открыт сезон охоты. Началась „гребаная цепь“. Закончился этот сезон увольнением Миронюк (Светлана Миронюк — главный редактор „РИА Новости“ в 2006-2014 годах), разгромом „РИА Новостей“ и подчинением власти фактически всех широковещательных медиа на территории России».
«С этого момента начинается четвертый этап, который продолжается по сей день и показывает, что есть пределы как у технологий информационного подчинения, так и у технологий сопротивления ему», — рассказывает российский медиа-аналитик.
Как отмечает «Радио Свободы», доверие «путинского большинства», о котором говорит Гатов, и которое однозначно верило телевизору, имеет пределы, несмотря на усердную работу госСМИ по оболваниванию населения. Об этом свидетельствует падение рейтингов вождя, правящей партии и т.д.
По мнению Гатова, у путинского режима, который сам по себе относительно слабый, в смысле, что он боится конкуренции внутри страны, у этого режима достаточно ресурсов, чтобы удерживать медиа-контроль.
«Любой из существующих сегодня альтернативных источников информации российская власть может прикрыть в две минуты. То, что власть этого не делает, показывает, что она слабая: сильная диктатура давно бы это сделала и перестала по этому поводу беспокоиться. Но слабая власть чувствует свои пределы и выбирает другие методы, в том числе основанные на определенных, хорошо известных эффектах. Например, на жестком использовании в последние 5-6 лет информационного прайминга», — объясняет медиа-эксперт.
Прайминг — это стимулирование, выпячивание, намеренная активизация определенных тем и их интерпретаций. Прайминг — это формулирование какой-то первичной идеи, которую с помощью мощных каналов трансляции властный авторитет заставляет всех принять. В каком-то смысле это зомбирование.
«Создание врага из Украины, внушение представления о том, что Россия в кольце врагов и т.д. — это все прайминг. Но у него есть слабая сторона: он работает только до тех пор, пока внутренняя ситуация аудитории непротиворечива. Как только у аудитории возникают основания, чтобы сомневаться в том, что ей навязывают, эффект прайминга резко слабеет», — отмечает Гатов.
И есть другой термин — фрейминг. Это когда гражданам не вдалбливают идею напрямую, а, используя набор определенных инструментов, заставляют вспомнить, что когда-то они так и думали или якобы думали.
«Наше сознание состоит из набора фреймов (англ. frame — рамка), рамочных представлений. Ну, скажем, фрейм прогресса — представление о том, что будущее должно быть лучше прошлого, что жизнь должна улучшаться. Или какие-то фреймы, связанные с устройством языка, благодаря которым мы можем воспринимать скрытые смыслы, подтексты, иронию. Или прочные культурные фреймы, связанные, допустим, с национальной историей. Их использование дает долгосрочный и очень трудно „перебиваемый“ эффект… Лучше работают, например, фреймы, связанные с образом врага. Но проблема в том, что работа с фреймами — дело довольно долгое. Фреймингом нельзя пользоваться как оперативным инструментом. В отличие от прайминга», — объясняет эксперт.
«Так вот, весь четвертый этап формирования путинской системы медиа-управления и состоит из попыток выловить в мутной воде общественного сознания какие-то фреймы, которые обеспечат устойчивость власти. То православие, то имперскость, то Победа…»
И тут есть наблюдается интересная вещь — Путин сам стал составной частью этой зомбированной аудитории.
«Его окружает масса людей, представляющих разные группы интересов. Есть, скажем, военные, есть разного рода Ковальчуки или Чемезовы, у них всех свои интересы. И все они так или иначе используют фреймы, имеющиеся у „Михал Иваныча“ (по слухам, прозвище или „кодовое наименование“ Путина в кругу некоторых его друзей и близких сотрудников), как у любого другого человека. Сам Путин увлекается праймингом — ну, скажем, в случае со знаменитым „их там нет“ относительно российских военных на востоке Украины. Это типичный прайминг. Однако по отношению к Путину тоже ведутся подобные игры — но фрейминговые. Их он явно плохо „ловит“, как любой стареющий человек. Это ровно тот же механизм, благодаря которому образуются социальные пузыри, или пузыри фильтров: то, чему я верю, я воспринимаю с меньшей критичностью, не стремлюсь проверять. Так происходит самооболванивание президента-телезрителя», — уверен Гатов.
То, что кризис нынешней системы произойдет, ни у кого сомнений не вызывает даже в окружении Путина, но, как говорит Гатов, «самое главное — как именно будет происходить кризис системы».
«Рано или поздно он случится, важно — каким образом. Тут самое интересное, что у нас нет ответа на вопрос о том, в какой степени режим Путина — персоналистский, т.е. завязанный на его личную власть, а в какой это оккупация государственных институтов одной структурой, условно назовем ее ФСБ, хотя на самом деле она более широкая. Можно обосновать обе эти гипотезы, но вообще этот режим все время ходит между ними туда-обратно. Он не решается стать до конца ни диктатурой Путина, ни властью только ФСБ, то есть чисто силовой олигархией. Даже очень слабое, больное и разрозненное гражданское общество относительно регулярно одерживает над ним небольшие, но победы, как с тем же Голуновым, — говорит бывший заглавы РИА „Новости“ и отмечает, что „такой двойной и внутренне слабый характер режима — это его тактическая сила и стратегическая слабость“.
»Вполне можно ожидать, что в случае возникновения заметных трещин в самом режиме такие же трещины поползут и по его пропагандистской системе", — обнадеживает медиа-аналитик.