Крым — уже год наш. И что с того?

Годовщина присоединения Крыма к России.



Первую годовщину возвращения Крыма в лоно матушки-России смогут отпраздновать (или в случае с носителями радикальных оппозиционных взглядов — оплакать) граждане РФ в этот понедельник. Свою оценку тех событий человек, который вернул нам Крым — его фамилию можно даже не называть, всем и так ясно, о ком идет речь, — дал в телеэфире воскресным вечером. Но раздача оценок — не монополия Путина. Поэтому попробую вынести свой вердикт первому году «пути Крыма на родину».
Путин в фильме о Крыме: «Я занимался этим лично»
И заключается этот мой «приговор» в следующем: своего окончательного вердикта по поводу действий России годовой данности история пока не вынесла. Как и двенадцать месяцев назад, все для нашей страны по-прежнему может повернуться как в ту, так и в другую сторону.
В начале 2014 года Владимир Путин не был политиком, который ради борьбы со скукой взял да решил перевернуть привычный для Европы мир вверх тормашками. ВВП был лидером, которого (по крайней мере с его точки зрения) приперли к стенке и вынудили делать выбор между двумя крайне рискованными вариантами. Вариантом нарушения всех мыслимых и немыслимых правил игры европейской политики с последующим остракизмом со стороны Запада и вариантом, при котором Крым уже в недалеком будущем мог стать «зоной ответственности» НАТО.
Путин не побоялся «бросить жребий» и, делая это, таки поставил привычное для евроатлантического пространства мироустройство с ног на голову. Почему я употребил именно эту, сравнительно нейтральную формулировку, а не, например, одну из эмоционально окрашенных оценок вроде «восстановление исторической справедливости» или «вопиющее нарушение международного права»? Не только в силу своей заведомой симпатии к «делу» своей страны или из-за своего нежелания вступать в бесперспективную полемику.
Обычно именно «очищенное» от всех эмоций описание случившегося позволяет создать более полное и объемное представление о сути произошедшего. Верно это и в нашем случае.
В чем именно заключалось допущенное Путиным «вопиющее нарушение правил игры»? Не в насильственной перекройке границ в Европе. Одна такая перекройка на нашей памяти уже случилась и не вызывала в Европе особых протестов. Сербия отказалась от своего фактического контроля над Косовом вовсе не по доброй воле, а после предъявления ей такого «убедительного аргумента», как натовские бомбы.
«Преступление» Путина заключается в том, что он изменил карту Европы против ярко выраженной воли Америки. Вам кажется, что пока я всего-навсего повторил постоянно используемое ВВП оправдание своих действий? Виновен, признаю. Виновен, но обещаю исправиться уже в этом абзаце. В глазах большей части российского общества Америка — это своего рода темная сила, настроенная на разрушение и подавление. В глазах большой части жителей Европы Америка — гарант их безопасности.
Лет эдак 15 назад мне довелось несколько раз неформально пообщаться с немецким послом в не самой последней европейской стране. Рядовых американцев мой визави привычно называл «уродами». Но когда — в тех же неформальных беседах — речь заходила об альянсе его страны с США на межгосударственном уровне, он разве что не вытягивался во фрунт.
Я ненавижу то, что мне сейчас предстоит написать. Но из песни слов не выкинешь. С точки зрения стандартного жителя Европы, это Россия — опасная и непонятная сила, которая отказывается «жить по правилам» и постоянно угрожает разрушить построенный в ЕС уютный мирок. Мне такая позиция, естественно, представляется смехотворной — это НАТО постоянно стремится приблизиться к границам России, а не наоборот. Но сейчас речь не о моих представлениях. Речь о том, какими нас видят в Европе.
Присоединение Крыма к РФ придало этим дремавшим представлениям убедительность и срочность, многократно их усилило. Представьте себе, что рядом с вами в «цивилизованном и политкорректном» лесу живет одомашненный медведь-вегетарианец. До конца в его вегетарианство вы не очень-то верите. Однако медведь каждое утро чинно надевает цилиндр, стрижет газонокосилкой траву перед берлогой и рассуждает о своей приверженности европейским ценностям.
Но вдруг неким совсем не прекрасным утром все меняется: «одомашненный» топтыгин с громким рыком скидывает с себя цилиндр и прямо на лужайке закусывает двумя зайчиками. Не смейтесь над карикатурностью этой сцены — она очень точно описывает восприятие Европой действий России в Крыму. Европа не на шутку испугалась — и сплотилась вокруг Америки.
С момента этой устроенной Россией политической «шоковой терапии» прошел год. Но говорить о конечных результатах дерзких действий Путина пока по-прежнему рано. И я не уверен, что это можно будет сделать еще через год — или даже через пять. Возвращение к тем отношениям, которые существовали между Западом и Россией на момент начала 2014 года, невозможно. И при хорошем, и при плохом для нас развитии событий эти отношения точно будут другими.
Америка менять гнев на милость в отношении России в обозримом будущем точно не намерена. Но вот в Европе идет внутренняя борьба мнений. Есть, скажем, такая позиция: вы говорите, что медведь взбесился? А нечего было в него тыкать раскаленными железными прутьями! Уважайте его законные и естественные интересы, и все будет хорошо!
В ее концентрированном виде подобную точку зрения рискуют выражать разве что отставники, которым уже нечего терять, — экс- канцлер ФРГ Гельмут Шмидт и экс-президент Франции Валери Жискар д'Эстен. Но у таких взглядов есть немало сторонников и среди действующих политиков в руководствах Италии, Испании, Германии, Франции, Греции, Кипра, Венгрии и других стран ЕС.
Однако у противоположной позиции — медведь доказал свою неспособность жить в цивилизованном обществе, его участок леса следует огородить «санитарным кордоном» — приверженцев как минимум не меньше. А орут они уж точно гораздо громче. Великобритания, Польша, Литва, Латвия, Эстония — в этих и некоторых других странах говорить что-то про компромисс с Россией может разве что политический самоубийца.
Какая из противоборствующих точек зрения в конечном итоге восторжествует — совершенно неясно. Слишком много непросчитываемого: как дальше будет развиваться ситуация в Донбассе? Окажется ли второй «минский мир» прочным или все опять скатится к войне? Как будут идти дела в нашей экономике? Год «автономного плавания» — это ведь совсем не показатель. Что будет происходить в нашей внутренней политике? Власть Путина в стране по всем признакам очень крепка. Но наблюдаемый в России высокий уровень взаимной ненависти точно не может не вылиться во что-то очень нехорошее.
Поэтому возвращаюсь к своему главному выводу: Крым — он, конечно, наш. Но как долго России придется еще платить за это по счетам и сколько нулей окажется в цифре в самом низу итогового «чека», не знает даже Путин.
Михаил Ростовский