Это действительно ад

Эдуард Багиров, побывавший в Либерии, снял фильм для «Первого канала» и рассказал о том, что происходит в эпицентре эпидемии лихорадки Эбола.

В феврале этого года в Западной Африке началась эпидемия лихорадки Эбола. Первые случаи заражения были отмечены в Гвинее, меньше чем за месяц вирус распространился на соседнюю Либерию. Затем на Сьерра-Леоне и Нигерию. В конце августа стало известно, что смертельно опасное заболевание добралось до Демократической Республики Конго и Сенегала. По последним данным Всемирной организации здравоохранения, от лихорадки умерло больше трех тысяч человек. Писатель, кинодраматург и публицист Эдуард Багиров недавно вернулся из Либерии, где участвовал в съемках документального фильма для передачи «Своими глазами» на «Первом канале». Он поделился своими впечатлениями о стране и о людях, живущих в таких условиях, в которых жизнь человека, казалось бы, невозможна.

— Как родилась идея отправиться в Либерию?

— Как-то раз позвонил мой старый товарищ Данила Шарапов, руководитель дирекции общественно-политического вещания «Первого канала» и внезапно с ходу предложил поучаствовать в этом проекте. И я согласился.

Эдуард Багиров

— Местечко-то то еще?

— Да уж. Это была авантюра чистой воды. Но я не раздумывал и минуты. Потому что это как раз один из тех моментов, которые делают интересной и наполняют смыслом мою жизнь, а я давно научился их не пропускать.

— Как там?

Плохо там, чего скрывать. Подспудное ощущение глубокой тревоги какой-то даже безысходности не покидает тебя ни на минуту. Причем чертовщина эта начинается уже с аэропорта Монровии. Столичный аэропорт — это полуразвалившийся сарай с одним выходом. Возле этого выхода стоят эпидемиологи в защитных комбинезонах и внимательно осматривают всех выходящих. Рядом — бачки с водным раствором хлорки. К слову, в Либерии они практически повсюду. Даже в магазин нельзя зайти, не помыв руки в таком бачке.

Но это не очень-то помогает, как мы видим.

Потому что в этой стране понятия о гигиене крайне призрачны. А кроме таких вот присутственных мест, где люди пытаются соблюдать хоть какие-то правила, есть еще стихийные рынки и трущобы, где никто и понятия не имеет об элементарных мерах эпидемиологической безопасности.

— Какое впечатление осталось от местных жителей?

— Там полный беспредел. Белому человеку, особенно тому, кто только-только приехал в Либерию, по улицам лучше не ходить. Это попросту опасно. Когда в первый день мы попытались в центре города взять интервью, нас тут же окружила толпа кашляющих и скребущих в паху негров, чьи намерения были явно далеки от дружеских. Хорошо что у нас там были знакомые русские ребята, которые повсюду нас сопровождали. Но толку от них в критической ситуации все равно было бы не больше, чем от нас самих, и поэтому, направляясь в некоторые особо опасные районы, мы нанимали охрану из местных полицейских.

— Все настолько плохо?

— И даже хуже, поверьте. Без таких гидов и без охраны никакого репортажа у нас не получилось бы. Мы бы и двух шагов там не сделали. Нас просто разорвали бы на кусочки. Я человек, лишенный иллюзий, многое видел и, в общем-то, неплохо понимал, куда еду. Но не ожидал, что увиденное там превзойдет на порядок мои самые худшие ожидания. Это действительно ад.

— А что полиция?

— Полиция там есть, и если собрать ее в достаточном количестве, она даже может защитить вас от беспредела. Но полиция не везде, а ситуация может возникнуть где угодно, и совершенно внезапно. Стоит выйти из машины где-то возле рынка, как сразу словно из-под земли вырастает полтора десятка каких-то стремных упырей, которые начинают крутиться поблизости и оглядывать, будто шакалы, размышляя как бы к тебе подступиться. Любое неосторожное движение, жест, взгляд может стать поводом для конфликта, и нередко — с фатальным исходом. К слову о полиции. Когда мы в сопровождении этих полицейских забрались в трущобы, у них был весьма бледный вид. Полицейские реально боялись! Потому что их форма действует разве что на молодых и самых безобидных гопников. Разбой и грабеж — в порядке вещей, и считаются меньшим из зол, что могут с тобой случиться в Либерии. Могут без вопросов сунуть нож в бок. Местное население крайне недружелюбно. Жизнь человека там вообще ничего не стоит. Особенно жизнь какого-то заезжего белого.

— Чем живут местные, чем занимаются?

— Они там не живут, а как-то существуют, выживают. Там абсолютная нищета, и сто долларов — это огромная сумма, на которую можно многое сделать. Торгуют совершенно никчемным барахлом, что-то где-то воруют. Крах. На всю столицу два банкомата, и ни один не работает. Кругом трущобы, гниль, грязь. Отсутствие каких-либо признаков цивилизации и гигиены.

— А что за пределами трущоб?

Нормальные кварталы, которых, к слову, совсем немного, мало чем отличаются от трущоб. Мы заехали в один такой, где жил наш водитель. Водопровода там нет, и воду пьют ту, которая натекла с крыши во время дождя. Туалетов нет! Люди пользуются целлофановым пакетом, который выбрасывают себе же во двор. То есть дворы там завалены кучами дерьма, среди которого они живут. Это трудно передать. Я отказывался верить своим органам чувств. Я, конечно, читал в интернете, что там такое бывает, но думал, что краски сгущают. Должны же люди хоть сколько-то себя уважать, чтобы не жить буквально в дерьме? Но нет… И это — нормальный городской квартал, где живут те, у кого есть какая-то работа и какие-то средства. Причем у каждого, кто там живет, кто-то уже умер от Эболы или вот-вот умрет. А учитывая, что Эбола передается через всевозможные человеческие жидкости и выделения, не удивительно, что она распространяется с такой скоростью.

— Что же творится в трущобах?

— Вот где действительно ад. Помимо прочего, туда редко заходят представители санитарных служб, поэтому контроля вообще никакого нет. Я удивлен, почему они до сих пор все не вымерли. У них там, знаете ли, свои похоронные традиции. Труп подолгу лежит возле дома, иногда неделями, пока не начнет основательно разлагаться. Они постоянно контактируют с этим трупом, целуют его, едят рядом с ним. Трупы умерших от Эболы из госпитальных моргов воруют родственники.

— Зачем?

— По санитарно-эпидемиологическим нормам такие трупы положено кремировать, а по местным традициям это неприемлемо. Но если соблюдать местные традиции, то заражение практически гарантировано. Поэтому-то половина Западной Африки и находится на грани вымирания.

— Какую-то разъяснительную работу среди местных ведут?

Развесили плакаты с предупреждениями и рекомендациями, проводят разъяснительные беседы. Работает это пока слабо. Наиболее цивилизованные горожане перестали жрать переносчиков Эболы — летучих мышей и обезьян и кремируют умерших от Эболы. Вот и все.

— В госпиталях вы были?

— Мы были в двух госпиталях миссии «Врачей без границ». Впечатления тяжелые. Особенно от приемного отделения госпиталя, куда заболевших привозят, по сути, умирать. Это что-то вроде хосписа или, точнее, лепрозория. Ряды носилок, на которых лежат больные. Женщины, мужчины, дети. Кто-то без сознания, кто-то выглядит почти здоровым, но так или иначе, все они наверняка умрут. Смертность от Эболы в Африке почти стопроцентная.

— Всех заболевших доставляют в такие госпитали?

— Ну что вы! Нет, конечно. Мы побывали в трущобах, как раз когда туда приехали эпидемиологи и труповозка. Незадолго до этого там умерли двое, и кто-то вызвал специалистов. Но могли и не вызвать — это было бы в порядке вещей. Трупы лежали прямо в хижине. Вокруг находились их родственники. Половина — тоже больны, остальные — уже умирают. Маленькая девочка умирала на руках у матери, на губах кровавая пена. Мать тоже, судя по всему, больна. Зрелище ужасающее. Люди умирают от Эболы очень страшно. Все это можно увидеть. Но лучше увидеть это по телевизору.

— Вы беседовали там со специалистами. Что они говорят о возможности пандемии Эболы? Может ли болезнь распространиться на Европу, в Россию?

— Пандемия в Евразии, в России невозможна. Единичные случаи не исключены, потому что завезти эту дрянь чисто физически совсем несложно. Но пандемия — нет. Русские — не африканцы, и гадить (буквально) под себя, а потом здесь же готовить пищу, пожирать ее и снова гадить под себя — не будут ни в каких социальных условиях. А только в таких условиях возможна эпидемия этой болезни. Ну, если вирус не мутирует, конечно, до того типа, что был у птичьего гриппа.

Беседовал Роман Уколов