"Да капец стране": репортаж ИА REGNUM из "украинской" Польши

Корреспондент ИА REGNUM в Калининграде Андрей Выползов, вернувшийся из пятидневной командировки в Польшу, публикует путевые заметки об «украинском факторе» в сегодняшней жизни поляков.

Не так давно я вернулся из города Жешув, куда был приглашён на VI съезд польских геополитиков. Чтобы попасть в Жешув из Калининграда, пришлось проколесить всю Польшу с севера на юг и обратно. И всюду было слышно два слова — Россия и Украина.
«Это было удивительно», — написал я в первый вечер своих дорожных заметок. Но сейчас исправляю: «Это неудивительно». Дело в том, что после общения с поляками — от блогеров до профессоров — стало ясно: этот славянский народ очень остро переживает, что стремительно пролетает мимо Истории. Вновь стремительно пролетает мимо Истории. Прежде всего, это связано с осознанием краха своей детской мечты — создания Великой Польши от моря до моря. Общаясь со мной, поляки с уважением отнеслись к «имперской идее» России — присоединении Крыма и амбиций на украинский Юго-Восток, понимая, что двум «имперским идеям» на одном клочке Европы не быть, а, значит, на возрождении Междуморья надо ставить крест. Впрочем, обо всём по порядку.
Неправильные западенцы и дончане
«Украинская» тема заиграла ещё в Калининграде, когда автобус на Варшаву на пять часов стал крошечным «Советским Союзом». Из семи пассажиров у двоих оказались паспорта Молдавии и Украины, а ещё трое родились в Казахстане и Литве. Хочу рассказать об этой украинке, как она себя шутя нарекла, «неправильной западенке». Через кресло от меня сидела эта женщина с пятью десятками за спиной и крашенным в смоль каре. Сама она живёт во Львове, а дети — в Питере.
«Как я могу ругать Россию, если мои дети там работают? — виновато улыбается она. — Да, снимают жильё, да, работают совсем не на престижных работах, но они ещё молоды — заработают и на квартиру, и на жизнь».
Украинка возвращается от своих детей (через Калининград) в свой «западенский» Львов и признаётся, что там вынуждена молчать о поездке. На прощанье она даёт мне гривенки. Я выбираю 5 копеек, но она высыпает на ладонь всю мелочь со словами: «Берите ещё. Сейчас это ничто».
Забегая вперёд скажу, что через пару дней в Польше я встретил ещё одного жителя Львова — риэлтора Юрия Кмитя. Это был уже «нормальный» западенец, не скрывающий антироссийских настроений.
Но и он не склонен делить Украину на чёрное и белое: «За последние дни ко мне обратилось несколько семей из Донецка с просьбой подыскать им квартиры во Львове. Это профессура, интеллигенция. Не видят они себя на Юго-Востоке, а хотят жить на Украине».
«Да капец стране»
С утра на Варшавском автовокзале Заходнем через одного говорят на суржике. Украинцев пугающе много! Это реальный рабочий класс. Тётки с пузатыми баулами, мужики с учтивыми рожами. Мимо них важно похаживают таксисты и монотонят на сносном русском языке: «Кому во Львов? Такси на Тирасполь». Но украинский люд бережёт деньгу, смирно ожидая рейса через пять часов. Я, выросший в советском захолустье, сразу вспомнил утренний автовокзал в зауральском райцентре Целинное, где 30 лет назад вот так же в ожидании своего «ПАЗика» сидели трудяги, а над ними летали, грассируя, голуби. Если бы не вай-фай, то разницы никакой.
Разговорился с одним украинцем. Вернее, как разговорился: стоило только выйти за двери автовокзала и встретиться глазами с первым попавшимся мужичком, как он попросил сигаретку. Сигареток у меня не было, но незнакомца уже было не остановить. За десять минут он рассказал мне свою биографию, оценил Путина и Януковича, ну и дал прогноз на будущее.
Мужик — усатый работяга за пятьдесят — также из Львовской области, исправно ездит в Польшу на заработки.
«Раньше я газоны подстригал в Варшаве, но теперь такую хорошую работу найти тяжело. Сейчас батрачу на селе, у пана, — поведал украинец. — В Украине совсем работы нет, все колхозы же развалили. А я в России служил в армейке. В Псковской области. Ты случайно не оттуда? Откуда? Из Калининграда? Это где? А в Пскове хорошо было, много церквей, красиво».
На вопрос — не хочет ли он просто быть в составе Польши, как Путин Крым взял, мужик ухмыляется своими серенькими усами: «Не-е-е! Я хочу жить в Украине. А в Польшу я и так легко могу ездить по рабочей визе. 400 гривен стоит. Идёшь в консульство с бумагой от пана, на которого работаешь, и тебе спокойно шлёпают визу».
Закурив, хохол потренировался в аналитике: «Крым ваш Путин отжал, вы радуетесь, но не понимаете, что вами правят миллиардеры. Нами тоже миллиардеры правили, но мы их скинули. Наш Янукович облажался по полной». Но на вопрос о будущем Украины без миллиардеров, бросает: «Да капец стране».
«Меркель возмущается, но она матрёшка»
Поляков вполне устраивает, что хохлы на них холопят. На том же Варшавском вокзале Заходнем на каждом столбе висят наклейки с призывом по-русски: «Ищешь работу в Польше? Позвони». Это в Варшаве, что в трёхстах верстах от украинской границы, а что же в приграничных Люблине и Жешуве творится.

«Вся низкопрофессиональная работа — ремонт дорог, квартир, уборщики, автомойщики — это украинцы, — говорит мне мэтр польской журналистики, известный путинофоб Витольд Михайловски, который забрал меня с вокзала. — Как в России узбеки, так у нас — украинцы. Это дёшево и качественно. И рынок живой силы неисчерпаем. Вот такая (усмехается) дружба славянских народов».

Витольд Михайловски
79-летний Витольд Михайловски — одна из легенд Польши. Он — основатель и редактор журнала с зубодробительным названием «Трубопровод». По-польски это звучит смешно — «Рурочёнга». В разговоре с каждым встречным и поперечным пан Михайловски твердит эту скороговорку: «Рурочёнги-газочёнги, рурочёнги-газочёнги». Но это смешное название уже десять лет как приобрело серьёзный геополитический оттенок. А сегодня и подавно. К редактору обращаются за комментариями все кому не лень. В итоге от самого осведомлённого польского эксперта в «трубополитике» я услышал версию причин крымского воссоединения с Россией. Всему виной, оказывается, газопровод South Stream («Южный поток»), который сейчас прокладывает Путин через Чёрное море.
«Но всё хорошо на бумаге, — продолжает Витольд, покуривая трубку с вензелем украинского трезубца. — На практике нет. Тектонический анализ показал, что на пути South Stream встала скала. Толщиной до километра! Её нереально пробить. Выход один — перевести South Stream к северу моря, где находится украинский шельф. То есть Крым. Это тихая операция, за которой стоят немецкие и американские концерны. Меркель возмущается, но она матрёшка».
Михайловски, подкармливая в своём саду красных рыбок в пруду, кладёт последний козырь: «25 лет тому назад была сделана геологическая разведка северной части Чёрного моря. И оказалось, что в этом районе, то есть в районе украинского шельфа, много нефти и газа. Очень много! Это ближе к Юго-Востоку Украины. Поэтому Юго-Восток станет российским. Права человека? Чепуха».
В табачном дыму просматривается довольное лицо пана Витольда. И непонятно, чем он больше доволен — своей версией или хваткой Путина. Я решил, что к месту спросить о польской политической элите. В ответ услышал: «Туск — г… но!»
«Мы можем не покупать газ у России и для этого не надо сланцевой революции, — объясняет Михайловски. — В Польше есть очень интересная перспектива — использование геотермальных источников. Но силы духа у поляков на это нет и не будет. Мы вырождаемся».
«Мы легли под американцев»
Об отсутствии у поляков силы духа мне в течение нескольких дней сказали и другие граждане Польши. Например, профессор Ягеллонского университета из Кракова Ханна Ковальска-Стус.
«Для меня, как для польки, обидно то, что если раньше Польша реализовывала политику СССР, то сегодня она реализует политику США. Это снова не наша национальная политика!» — восклицает профессор. По её мнению, «у Путина есть имперская идея, и это достойно уважения».
«А Польша не в состоянии самостоятельно существовать, у нас нет своей идеи, своего польского цивилизационного пути, — вторит её коллега из Ягеллонского университета профессор Анна Ражны. — Наши политики — рабы, американские рабы».
«Мне стало не по себе, когда учёные из Словакии (на съезде польских геополитиков) стали читать нам доклады на английском языке! — продолжает пани Ковальска-Стус. — Это когда в польском и словацком языках различий ещё меньше, чем в русском и украинском! Что же мы делаем с нашим Славянским миром? Половина Восточной Европы — славяне, но вместо того, чтобы объединиться в рамках идеи Славянского мира, мы легли под американцев».
Паралич польской мысли подтвердил и известный польский блогер, создатель «Телевизии народовой» Евгениуш Сендецки. Пан — врач по профессии, а интернет-ТВ — хобби, уровень популярности которого характеризуется, например, таким примером. Видеоролик с играющими в футбол подростками напротив костёла, вокруг которого молятся несколько сотен польских католиков, набрал 1,5 млн просмотров.
Так вот, по словам Сендецкого, мнение в польской блогосфере, хоть немного отличающееся от общеевропейской пропагандистской формулы — «Путин — новый Гитлер» — сразу же объявляется крамольным, а такого блогера называют «русским агентом».
«Правосеки — те-рро-ри-сты!»
На съезде же мне больше всего запомнился магистр Вроцлавского университета Самуэл Муса. Муса (его так все звали, считая, что это имя) — сириец, но живёт в Польше уже лет десять. Так вот, он за Россию, кажется, морду набьёт. К примеру, когда один из польских младополитологов попробовал защищать украинских «правосеков», Муса встал с места и задвинул простую, как дамасская сталь, речь:
«Какая это оппозиция?! Это террористы, которых подготовили американцы. Те-рро-ри-сты! У нас в Сирии происходили точно такие же вещи. США вскормили таких „оппозиционеров“, с такими же национальными лозунгами. Но мы-то знаем, что все они оказались убийцами».
В кофе-паузах Муса безо всяких европейских сантиментов вклинивался в группки докторов и магистров, критикующих Россию, и защищал Россию. Приведу такой диалог. Один польский политолог, по-моему, Жешувского университета, живописал коллегам: «Что такое Россия? Заедьте в любое село — там ещё 19-й век!»
Автор этих строк только хотел спросить, был ли пан в очёчках и костюмчике из смешанных тканей в российской глубинке, как Муса выдал:
«Послушай, я был во Франции, окраина Марселя — это 18-й век!»